Щегол

Ближе к финалу романа “Щегол” (The Goldfinch) главный герой ломает четвёртую стену и обращается к читателю с твёрдым намерением что-то очень серьезное, очень настоятельное. Прямо сейчас я ощущаю тоже самое — предстоит непростой разговор, и мне хочется оставить за собой право развернуто выразить свою позицию про экранизацию одноимённого бестселлера Донны Тартт.

Фильм уже вышел в российский прокат и после снятия эмбарго оказался под перекрёстным огнём. С одной стороны баррикад стояли разгневанные критики и сыпали аргументами об отсутствии жизни в ленте Джона Краули, с другой — защитники, отметившие для себя титанический труд всех причастных к этой работе. Ирония в том, что правы и те и другие, а правда как всегда лежит где-то посередине.

В музее Метрополитен в самом центре Нью-йорка прогремел мощный взрыв, погибло много людей. Среди них была мама главного героя, мальчика по имени Тео Декер. Ребенок выжил и по стечению обстоятельств стал невольным и тайным обладателем картины из коллекции музея. “Щегол” голландского художника Карела Фабрициуса: маленькая птичка, ниткой привязанная к тонкой жердочке, на которой она сидит. Шедевр живописи XVII века объявили бесследно утраченным, а Теодора отдали в приемную семью Барбуров — утонченных интеллектуалов и ценителей искусства. На долгом пути взросления и обретения себя главного героя ждёт немало испытаний: деньгами, пороками, страстями и тайной, которую он вынужден хранить, завладев бесценным полотном.

Четырнадцатилетний Тео вынужден уехать вместе с вновь обретенным отцом () в дом на окраине пустыни Невада. В четырёх тысячах километров от прежнего дома ребёнок заводит дружбу с одноклассником русского происхождения по имени Борис (Финн Вулфард и Айнарин Бернард в роли повзрослевшего героя). Первый, кстати, выдал невероятный актерский перфоманс, напрочь затмевающий центрального героя и мне немного обидно за него — это неправильно, когда второстепенный персонаж затмевает ведущую партию.

На этом этапе жизни Декер узнает, что такое наркотики, алкоголь и мелкое хулиганство. Неизвестно, куда судьба завела бы героя, но он вынужден вернуться и, конечно, забрать с собой картину.

Роман на восемь сотен страниц превратился в трехчасовую ленту (2 часа 44 минуты, если быть точным), чей сценарий занимает от силы страниц пятьдесят. “Щегол” как и любая другая экранизация не имел шансов добраться на экраны кинотеатров в первозданном виде. При съемках такого кино есть два пути. В первом случае, оригинал лишается части содержания и прямолинейно переносится на пленку. Во втором авторы адаптируют материал, меняют акценты и, опираясь на первоисточник, придают ему новую форму. “Щегол” пошёл по второму пути, обрел другую интонацию, получил новый смысл, но лишился лица, которое ему подарила Донна Тартт.

Фильм, в отличие от книги, потерял линейную структуру и ведет зрителя по этой истории короткими забегами в нескольких временных точках. Вот маленький Тео (Оакс Фигли) и его новая семья: приятные люди, взявшие над ним временную опеку. Вот повзрослевший Тео (Энсел Элгорт) — просыпается пьяный в номере отеля в Амстердаме, а еще чуть раньше этот юноша, одетый в костюм с иголочки, продал поддельную реликвию. Карусель повествованиях крутится все быстрее. Встреча с родным отцом, дружба и любовь, наркотики и алкоголь, искусство и бессмертие в нем — преданный и предавший Теодор — здесь и там.

Сцены фильма в объективе оператора Роджера Дикинса превратились в небольшие зарисовки, которые с завидной регулярностью хочется развесить на стене в виде фотокарточек. В тандеме с режиссером Джоном Краули им удалось превратить монументальную работу Донны Тартт из беседы сквозь поколения в достойный фильм, отражающий все, что автор положила на страницы книги. Объемный и многогранный роман показывал жизнь и взросление главного героя, его этапы принятия себя, а с учетом новой структуры почти диккенсовская история становления превратилась в набор зарисовок. Это не хорошо и не плохо, всего лишь компромисс. Некоторым он может показаться лишним, но я уверяю вас, что при работе над такими вещами это неизбежно, и главное, что содержание удалось сохранить.

Поначалу вам может показаться, что команда фильма не поняла задумку Тартт. Отчасти это связано с сюжетной линией о гибели матери Тео. Книга начинается ее с этой трагедии, а экранизация передает сцену взрыва короткими фрагментами в течение всего фильма. Событие, ставшее определяющим, здесь как будто ушло на второй план. На мой взгляд, это единственное серьезное упущение сценария — с такой перспективы вряд ли возможно прочувствовать мотивы и ощущения главного героя.

Несмотря на роковую ошибку, в самом начале Джон Краули сумел сохранить и передать очарование оригинала. В два с небольшим часа “Щегол” вместил остросюжетный детектив, драму о любви и дружбе, комедию и невероятный тракт о красоте, пронизанный трепетным отношением к искусству.

Донна Тартт писала “Щегла” в течение 10 лет не отвлекаясь на другие работы. Я не устаю повторять, что это главная книга десятилетия, отчасти поэтому к фильму столько внимания. Для меня первоисточник был почти личным, настолько хорошо был прописан Тео и прочие герои — невольно их переживания я примерял на себя. Зритель, не читавший книгу, получит совсем другой опыт и наверняка испытает иные чувства чем тот, кто прожил эту историю на бумаге.

Когда на экране побежали финальные титры, я почувствовал, что во многом мои ожидания оправдались: читая, я почти все представлял себе именно так — с визуальной точки зрения и актерского состава, но не в части смыслов и паттернов. Художественные допущения и нюансы экранизации сыграли свою роль.

Я посоветую вам отойти в сторону от любой критики этого фильма и сходить в кинотеатр самим. Книга получилась слишком многогранной и, не побоюсь этого слова, великой. Экранизации стоит уделить время хотя бы поэтому: если уже читали роман , сможете оценить насколько бережлив к первоисточнику был режиссёр. Если не читали, то вам непременно захочется.

Идеал утрачен, но, как говорили в фильме, это вовсе не значит, что в конце концов мы не придем к чему-то хорошему. Это жизнь.